Общие настроения
Об общих настроениях населения РСФСР к моменту развала СССР можно судить по референдуму 17 марта 1991 г. и выборам президента России 12 июня 1991 г.
На всесоюзный референдум 17 марта пришло 80% граждан СССР, из них «за» сохранение Союза Советских Социалистических Республик, как «обновлённой федерации» проголосовало 77%. В России «за» проголосовал 71%.
На президентских выборах 12 июня при явке в 76% за кандидатуру Ельцина проголосовало 57%.
Не следует думать, что все, кто 17 марта голосовал «за СССР», были сторонниками социалистического выбора – так же, как не стоит думать, что все, кто 12 июня проголосовал за Ельцина, были сторонниками капитализма. Наоборот, как мы видим по цифрам, было много таких, кто голосовал и «за СССР», и за Ельцина. Ельцин в то время еще не воспринимался как разрушитель СССР. Многие люди колебались, в головах многих совмещались «Ельцин» и «СССР», «рынок» и «социализм».
(Это отчасти даёт ответ и на часто задаваемый вопрос: почему люди, голосовавшие «за СССР» 17 марта, не вышли защищать Союз после Беловежских соглашений 8 декабря, подписанных Ельциным. Да потому, что большинство было и «за Союз», и «за Ельцина» и терялось – за что выступать теперь.)
Номенклатура и мещанская интеллигенция
Но рассмотрим группы населения поподробнее.
Гегемоном и бенефициаром реставрации капитализма в России выступала реакционная часть бюрократии – «номенклатуры КПСС». Реакционная часть партийной номенклатуры выступала за замену социалистических или госкапиталистических порядков – частнокапиталистическими: чтобы владеть «заводами, газетами, пароходами» на праве частной собственности и передавать их по наследству своим детям.
(Следует сразу отмести троцкистскую теорию, в которой «плохой» бюрократии противопоставляются «хорошие», незамутнённые ничем плохим, идеальные рабочие массы. На самом деле вызревание прокапиталистических настроений в советском обществе в течение десятилетий происходило и в «верхах», и в «низах», в том числе, в рабочей среде, которая постоянно пополнялась выходцами из мелкобуржуазной крестьянской среды. Советский Союз покатился под горку, когда на смену профессиональным революционерам-большевикам во власть пришли такие выходцы из «рабочей массы», как Хрущёв.)
Именно реакционная номенклатура КПСС, частью перерядившаяся в «демократов», рулила «перестройкой» и процессами реставрации капитализма. Витриной, лицом этой номенклатуры был сначала Горбачёв, а потом – Ельцин.
Социальной базой для «демократов» стала мещанская интеллигенция. Следует отметить, что в СССР не произошло полноценной культурной революции, замены культуры старого, эксплуататорского общества новой, пролетарской культурой. С младых лет, ещё в школе, советского человека пичкали культурой прежних классов – всякими «Евгениями Онегиными» и «Войной и миром». В результате, советская интеллигенция выросла не революционно-пролетарской, а обывательской: она себя ассоциировала не с героями Маяковского и Горького, а с «Евгениямионегиными» и «Наташамиростовыми». Уже в брежневские времена интеллигенция заговорила об «общечеловеческих ценностях» вместо классовых. Неудивительно, что значительная часть советской интеллигенции «на ура» восприняла идеи «демократов», впала в «демократический раж».
Высокооплачиваемые рабочие («рабочая аристократия»)
Идеи перехода «на рыночные рельсы», ликвидации социализма в экономике и политическом устройстве также поддерживала и часть рабочих. Наиболее ярким примером такой поддержки были забастовки шахтеров в 1989 – 1991 годах, когда, кроме экономических требований, выдвигались и политические (например, отмены в Конституции СССР статьи о «руководящей и направляющей роли» компартии, отставки президента СССР Горбачёва и т.д.). Рулили этими забастовками «демократы», науськивавшие рабочих против «коммунистов» (сначала под «коммунистами» понимались всякие начальники, а потом эта неприязнь закономерно транслировалась на всё социалистическое: давно умершие Ленин и Сталин тоже воспринимались как «начальники-коммунисты»).
Парадоксом может показаться то обстоятельство, что прокапиталистических настроений в эпоху «перестройки» стали придерживаться два «полюса» рабочего класса. Один «полюс» – это высокооплачиваемые рабочие (те же шахтёры, например), условно говоря, «рабочая аристократия».
Второй «полюс» – это группа населения, по своему образу жизни приближавшаяся к люмпен-пролетариату.
Конечно, понятие «рабочей аристократии» и «люмпен-пролетариата» – это понятия буржуазного общества, и в применении к советскому строю их можно употреблять с долей условности. Но, поскольку социализм (в том числе советский социализм) вырастает из капитализма, а прочного наименования для упомянутых групп не придумали, то мы будем использовать эти термины с долей условности.
Итак, высокооплачиваемые рабочие или «рабочая аристократия». Эта часть рабочего класса была вполне довольна жизнью «при Брежневе». Те же шахтёры за тяжелый труд получали большие зарплаты, и им было не на что жаловаться. Но в 1980-х годах, при Андропове–Черненко, а особенно «при Горбачёве» наступил тотальный дефицит, полки в магазинах опустели. В этих условиях высокая зарплата не гарантировала хорошей жизни.
Дефицитные товары – продукты, промтовары – частично через «распределители» доставались лицам, связанным с начальством, с номенклатурой, растаскивались работниками торговли, попадали к спекулянтам. Часть товаров «выбрасывалась» на прилавки магазинов и, благодаря государственным, т.е. низким, ценам, «сметалась» покупателями вне зависимости от их уровня зарплат.
Конечно, нерасследованной остается тема того, насколько этот тотальный дефицит был искусственным и создавался реакционной номенклатурой КПСС с целью вызова недовольства населения советскими порядками. Но в любом случае следствием этого было то, что высокая зарплата «рабочей аристократии» стала нивелироваться наступившим дефицитом товаров.
В этих условиях высокооплачиваемые работники не могли не начать питать благосклонности к предложениям о введении рыночной экономики.
Рыночная экономика в то время понималась как «высокие цены при наполненных прилавках», когда «всё дорого – но всё есть». Иными словами, высокооплачиваемым рабочим объяснили выгоду: если цены будут устанавливаться не государством, а по принципу «спроса-предложения», то цены вырастут, наиболее бедная часть населения уже не сможет «сметать» товары с прилавков, а «рабочие аристократы» смогут спокойно прийти в магазины и купить всё, что там будет лежать.
Такая картина будущего импонировала «рабочей аристократии». В «рыночном рае» она увидела иллюзию лучшей жизни. На то, что большая часть населения, не входящая в категорию высокооплачиваемых работников, станет жить заметно хуже, эгоистам из числа «рабочей аристократии» было плевать. Они стали поддерживать «демократов» и Ельцина–Тулеева, ненавидеть «коммунистов» (при том, «демократы» и Ельцин тоже были бывшими членами КПСС, но память у людей короткая).
Реальность «рыночного рая», конечно, оказалась совсем не такой, как обещали «демократы».
Радикальные рыночные реформы начались с 1992 года. Сначала инфляция «съела» зарплаты и сбережения работников. Потом и вовсе начались задержки зарплат – когда заработную плату стали удерживать на длительные, до нескольких месяцев, сроки.
Именно тогда начались новые волны забастовок и протестов шахтёров, которые открыли для себя истину, что рынок – это далеко не рай, а они перестали быть высокооплачиваемыми работниками. Пиком этих протестов стало «стояние на рельсах» в 1998 году, когда шахтёры перекрывали движение поездов, требуя выплаты задержанных зарплат.
«Рельсовая война» 1998 г. некоторыми левыми исследователями трактовалась как пример классовой сознательности промышленных рабочих и т.п. Таких «экспертов» придётся разочаровать. Как в 1989-м, так и в 1998 году протестующими рабочими манипулировали политики. Шахтёров выводили «на рельсы» профсоюзы, а за ними – через связи с верхушкой Федерации независимых профсоюзов России (ФНПР) – стоял Ю. Лужков, метивший в президенты.
Доказательством этому могут быть последующие события. После инфляции и задержек зарплат в начале 2000-х годов наступил третий этап разрушения угольной отрасли – ее «реструктуризация». Шахты стали закрывать как убыточные, а шахтеров – увольнять, «трудоустраивать» в другие сферы. Если в Кузбассе угледобыча сохранилась благодаря высокому качеству и прибыльности добычи местного угля, то, например, в Ростовской области («российском Донбассе») была закрыта большая часть шахт.
Если в конце 1990-х годов шахтеры активно протестовали против задержек зарплат, то в начале 2000-х они безвольно подчинились «реструктуризации». Причина была в том, что в 2000 году Лужков капитулировал перед Путиным и отказался от борьбы за президентское кресло. Некому стало «мутить воду».
Судьба шахтёров, попавших под «реструктуризацию», была незавидной. Кто-то смог найти себе новую работу, удержаться в ней или устроиться в малом бизнесе. Но значительная часть подверглась люмпенизации, сливаясь с противоположным «полюсом» рабочего класса.
Зарплаты шахтёров на сохранившихся кузбасских шахтах, в пересчёте на советские времена, после всех волн инфляции были смехотворно невысокими.
Похожий путь – через обнищание, задержки зарплат и закрытие производств – прошли не только шахтёры, но и другие представители бывшей «рабочей аристократии».
«Люмпенизация»
Кроме «рабочей аристократии», второй группой рабочих, возненавидевшей советский социализм и «коммунистов» в эпоху «перестройки», была категория, по своему положению приближавшаяся к «люмпен-пролетариату».
У этой категории были две причины ненавидеть «коммунистов» и советский строй. Первая – это законы о тунеядстве. Эти законы, особенно усилившиеся с хрущёвских времен, как раз были призваны насильно не допустить скатывания отдельных личностей до уровня «люмпенов». За отлынивание от официального трудоустройства хоть на какую-то работу грозило уголовное преследование и тюрьма. Это обстоятельство крайне раздражало группу населения, которая не хотела постоянно работать, а хотела перебиваться «шабашками», жить по принципу – «хочу работаю, не хочу – не работаю».
Вторая причина злобства этой категории населения против советского строя – это вытрезвители. В советские времена появившегося в общественном месте в состоянии сильного опьянения могла задержать милиция и отправить в вытрезвитель. К сопротивляющимся пьяницам милиционеры применяли силу, заталкивая их в свои автомобили и разводя по помещениям в вытрезвителях. Порой милиционеры превышали свои полномочия, раздавая тумаки наиболее злостным сопротивляющимся. Всё это воспринималось пьянчужками как государственное насилие.
Таким образом, если «рабочая аристократия» ждала от капитализма улучшения своего экономического положения, то «люмпены», скорее, жаждали политических «свобод». Именно будущие «люмпены» демонстрировали наиболее лютый антикоммунизм.
В итоге, «демократы» обманули и эту группу населения. Нет, с 1992 года работать никто не заставлял. Наоборот, предприятия стали закрываться, миллионы рабочих стали безработными. Стало возможным нигде не работать, а пьянствовать хоть сутки напролёт – благодаря появившемуся на рынке дешёвому пойлу, суррогатному алкоголю, «палёной водке».
Но вот с вытрезвителями «демократы» не спешили. «Новые господа» не желали, чтобы по улицам ходили толпы пьяных «маргиналов», поэтому в 1990-х годах можно было по-прежнему наблюдать картины задержания пьяниц милицией и увоза их в вытрезвители. Мол, спивайтесь дома, не портьте картину жизни господам…
(Закрытие вытрезвителей началось уже в 2000-х годах, при Путине–Медведеве, с новым «возрождением» их при «позднем Путине»).
Такой обман, вкупе с падением уровня жизни, привёл к тому, что «люмпены» разочаровались в «радикальных демократах» и сделали своим кумиром Жириновского, голосуя на выборах за ЛДПР. При этом животная ненависть к «коммунистам» сохранялась.
Если советская власть пыталась удержать эту группу трудящихся от скатывания в состояние «люмпен-пролетариата», то буржуазные власти, наоборот, посчитали за благо скатывание этой группы населения по наклонной и её «утилизацию». В итоге безработицы и спаивания дешёвым пойлом в 1990-х – начале 2000-х годов произошло значительное вымирание «люмпенов» и люмпенизированных рабочих. Хотя эта категория населения пополнялась подрастающими детьми из семей «люмпенов», но общая её численность ко временам «позднего Путина» заметно сократилась.
Снижение общего градуса антикоммунизма в общественных настроениях, а также улучшение криминогенной ситуации и снижение алкоголизации населения ко временам «позднего Путина» во многом связано именно с вымиранием этой части населения от некачественного алкоголя.
Такова была судьба поверивших в «свободы» и «рыночный рай».
Идеи «анархо-синдикализма» и «свой мужик»
Описанная картина была бы недостаточной, если бы мы не обратили внимание ещё на некоторые моменты в хитроумной пропаганде «демократов», позволившие им временно прилечь на свою сторону часть советских рабочих.
Это, условно их называя, «анархо-синдикалистские» идеи.
«Демократы» порой обещали рабочим, что при «рынке» они станут «хозяевами» своих фабрик-заводов, и сами, без министерского начальства, будут решать, что производить, куда продавать, как делить прибыль. Нашлись неграмотные рабочие, которые поверили в эти «анархо-синдикалистские» сказки. Таких рабочих формально даже нельзя обвинить в следовании чужим классовым интересам…
Эти заманчивые обещания реставраторы капитализма, кстати, раздавали не только в СССР. Известно, что такие идейки культивировали деятели реакционного профсоюза «Солидарность» в Польше.
Реальность, конечно, оказалась не такой. Те заводы, которые не были закрыты в ходе «реформ» и уничтожения промышленности, были акционированы. Вот только акции утекли из рук рабочих в руки «новым господам».
Ещё одним моментом был профессиональный выбор «демократами» «козла, ведущего стадо на бойню». Таким «козлом» был Ельцин. Многие трудяги голосовали за Ельцина, верили ему, потому что думали, что «Боря – это свой мужик», тоже трудяга, «такой же алкаш, как и мы».
Похмелье от этой веры оказалось тяжёлым.
Те, кто говорил «Нет»
Это мы рассмотрели группы рабочего класса, которые, в результате обмана реакционных пропагандистов, поддержали реставрацию капитализма в период «перестройки». Но были же и рабочие, которые выступали за сохранение социалистических порядков (хоть и весьма «подгнивших» за хрущёвско-брежневско-андроповские времена) и против реставрации капитализма.
Можно с уверенностью говорить, что за сохранение и обновление социалистических порядков, против капитализма, выступала часть среднеоплачиваемых рабочих – как раз тех, кто находился между двумя «полюсами»: между «рабочей аристократией» и «люмпенами».
В 1992 – 1993 годах в столице России Москве происходили массовые коммунистические («анпиловские») митинги против «рыночных реформ», проводимых правительством Ельцина–Гайдара. Резкое обнищание, вызванное «реформами», вывело на эти митинги различные многочисленные группы трудящихся. По свидетельствам известного левого деятеля Дмитрия Костенко, среди участников митингов был значителен процент работников столичных заводов и научно-исследовательских институтов – рабочих, инженерно-технической и научной интеллигенции, которые в результате «реформ» лишались зарплат, сбережений и каких-либо перспектив на будущее.
Для выяснения социального положения сторонников социализма также можно обратиться к результатам референдума 17 марта и президентских выборов 12 июня 1991 года. В то время народное волеизъявление в России ещё не подвергалось фальсификациям и может приниматься в расчёт.
Так вот: наибольшее число голосов «за СССР» 17 марта и наименьшее число голосов «за Ельцина» 12 июня наблюдалось в малых городах и на селе. Таким образом, против насаждения капиталистических порядков выступали, в значительной мере, трудящиеся малых городов и работники колхозов и совхозов.
Эти трудящиеся увидели в надвигающихся «рыночных реформах», в сломе социалистических порядков угрозу своей социальной жизни и – оказались правы. Наибольшее падение уровня жизни, начиная с 1992 года, происходило именно в малых городах и на селе. Малые города и села также дали наибольшее число голосов за КПРФ и «Трудовую Россию» на парламентских выборах 1995 года и за кандидата от КПРФ Зюганова на президентских выборах 1996 года.
«Средние слои» рабочих, трудящиеся малых городов, работники колхозов и совхозов – такова была социальная база неприятия капиталистической реставрации.
Закономерность, а не «феномен»
Но вернёмся к нашим баранам – сторонникам капитализма во времена «перестройки».
Как же объяснить – с точки зрения исторического материализма – то обстоятельство, что заметная часть советских промышленных рабочих (причем, социально активных) оказалась «классово несознательной» и выступила за интересы своих классовых противников, за реакционные перемены – реставрацию капитализма, захотела «хозяина» себе на шею?
(Конечно, надо отметить, что «перестройка» была заключительным этапом подготовки к реставрации капитализма, а понятия «социализма» и «коммунистов» были дискредитированы ещё во времена Хрущёва–Брежнева. Это отчасти объясняет негативное отношение несознательной части рабочих к этим понятиям. Но ведь рабочий класс не выступил и против хрущёвско-брежневских «искривлений социализма», не защитил и тогда своих классовых интересов.)
Эта часть рабочего класса фактически выступила за свою историческую смерть, так как победившие в 1991 году «дерьмократы-реформаторы» тут же принялись рьяно уничтожать индустрию, закрывать заводы и НИИ, лишать работы, рассеивать и проводить политику умерщвления российских рабочих.
Для объяснения этого «феномена» обратимся к историческим примерам, и тогда станет ясно, что это совсем не «феномен», а закономерность.
Припомним историю формации, предшествовавшей капитализму – феодального строя и его гибели. Основным эксплуатируемым классом при феодализме были крестьяне. Классовая борьба при феодализме – это цепь восстаний и крестьянских войн, направленных против феодалов. Порой восставшие крестьяне даже пытались создать свои государства: карматов в Аравии и тайпинов в Китае. Наивысшим пиком антифеодальной борьбы крестьян в Европе стала Крестьянская война в Германии 1524 – 1525 гг., когда крестьяне выдвинули революционные программы свержения феодального строя.
Однако, когда в Европе началось низвержение феодального строя в ходе буржуазных революций, то их гегемоном оказалось не крестьянство, а городское «третье сословие» – буржуазия и наёмные работники, торговцы, ремесленники и т.д. Крестьянство же в буржуазных революциях оказалось на вторых ролях, а порой – и в лагере реакции, как крестьяне Вандеи, восставшие против революционной власти и давшие увлечь себя лозунгами «за бога и короля!»
Крестьяне были классом феодального общества, и оказалось, что кое-где они даже более крепкими узами связаны с другим классом этого общества – феодалами, чем с городским «третьим сословием».
Похожая история произошла затем с индустриальными рабочими. История классовой борьбы в эпоху «классического» капитализма – это борьба рабочих против капиталистов. Наивысшим её пиком стала Великая Октябрьская социалистическая революция в России.
Но, как и крестьяне при феодализме, так и промышленные рабочие при капитализме показали неспособность идти к новому строю без руководства со стороны нового, более прогрессивного класса.
☆ ☆ ☆
Пролог вместо эпилога. Кто будет новым авангардом?
Каков он будет – этот новый авангард, который совершит новую социалистическую революцию, а впоследствии пресечет реакционные «реставрации» и «перестройки»? Выделить его нелегко, как в своё время непросто было европейцам XVIII века разглядеть буржуазию и рабочих в гуще «третьего сословия».
Кто-то ортодоксально видит этот новый авангард как один из отрядов «рабочего класса». Кто-то говорит о «революционной интеллигенции» или «пролетарской интеллигенции». Иные исследователи ввели и используют термин «прекариат».
История даст окончательное название этому авангарду. Безусловно, к нему применим термин «пролетариат», так как пролетарии бывают не только индустриальными.
Новый авангард поведёт широкие пролетарские (бедняцкие) массы к новой революции, преодолев сопротивление как эксплуататорских классов, так и отсталых социальных групп из числа эксплуатируемых.
Дар Ветров