Пролетарии всех стран, соединяйтесь !

Всесоюзная Коммунистическая партия Большевиков
Воскресенье, 16 Март 2025 21:44

Воспоминания о референдуме 17 марта 1991 года

Об авторе. Владислав Якимович Гросул (1939 – 2022)уроженец Тирасполя, доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института российской истории РАН. Член президиума ЦС РУСО (Российские ученые социалистической ориентации). В период описываемых событий – сотрудник Института истории СССР Академии наук СССР.

***

Мы хорошо помним, с какой поспешностью начал осуществлять свои перемены Ю.В. Андропов, причем пропагандистский аппарат поддерживал его в полную силу. Но какую перестройку он намечал, мы точно не знаем.

Академик Е. Чазов, весьма близкий к Андропову и несомненный его сторонник, в книге воспоминаний «Здоровье и власть» подчеркнул, что тот был фигурой загадочной и, таким образом, не до конца раскрытой. Так или иначе, благодаря Андропову или нет, но в КГБ заметно усилились атлантисты типа О. Калугина, который оказался самым настоящим предателем. Они решали задачу разрушения нашей системы как таковой. И друг Калугина – А.Н. Яковлев, тоже предатель, становится при Горбачеве членом Политбюро до такой степени, что некоторое время курировал силовые ведомства и возглавлял пропагандистский аппарат. Средствами массовой информации руководил предатель. В скором времени им удалось изменить соотношение сил в Политбюро, и это стало главной причиной разрушения страны. Если бы страну возглавил В.В. Щербицкий, как этого хотел Брежнев, или Г.В. Романов, как этого, по некоторым данным, желал К.У. Черненко, или В.И. Воротников, то можно с полным основанием сказать, что атаки на социализм и Советскую власть не было бы и Советский Союз существовал бы и сегодня.

В начале своей деятельности в качестве генсека Горбачев произносил слова, которые были с пониманием восприняты подавляющим большинством нашего народа. Действительно, кто был против тезиса «больше социализма»? Кто был против ускорения и гласности? И я был за, и были за люди, которые меня окружали. Хотя уже летом 1985 г. мне сообщили, что на Ставрополье его называли «Мишка – конверт», поскольку он брал взятки у подпольных миллионеров. Даже положение о кооперативах, вызвавшее у меня серьезные раздумья, поскольку я усмотрел в них дорогу к капитализму, не сильно поколебало моей веры в перестройку. И казахстанскую историю, когда первым секретарем ЦК Казахстана стал Г.В. Колбин, что вызвало кровавые события декабря 1986 г., я вначале списал на неопытность Горбачева.

_

Противником Горбачева я стал в 1988 г., и причиной такого поворота оказались следующие события. В начале февраля 1988 г. я в составе комиссии АН СССР был послан проверять деятельность грузинской академии наук. Я проверял Институт истории, исторические музеи Тбилиси, абхазский институт общественных наук.  Во время одной из встреч с руководством этой академии ко мне подошел президент академии А.Н. Тахвелидзе, крупный физик, академик АН СССР, бывший директор Института ядерных исследований в Дубне, отозвал меня в сторону, видимо, узнав, что я сын президента АН Молдавской ССР. Первый вопрос, который он мне задал, был следующий: «Зачем вы раскачиваете лодку?». Я его попросил разъяснить, что он имеет в виду. И он мне рассказал о возрастании националистических настроений в Грузии, которые, как он прямо сказал, инспирируются из Москвы. Потом мы еще с ним немного переговорили и, когда я сказал о том, что завтра лечу в Сухуми, он заметил, что об этом знает и мне дадут сопровождающего. Сопровождающий, так сопровождающий. Я полагал, им будет или лаборант, или простой научный сотрудник. Сопровождающим оказался академик Шота Варламович Дзидзигури, который был чуть ли не в два раза старше меня и, оказывается, слушал когда-то лекции самого Н.И. Бухарина. Мы летели в самолете и успели переговорить, и он поведал о своей биографии.

В Сухуми меня сразу повели на общее собрание сотрудников института и предложили быть его председателем. Я отказывался, но они настояли, и я стал вести это необычное собрание. Почти в самом его начале грузины столкнулись с абхазами, и так продолжалось часа три. С огромным трудом мне удалось их успокоить. А после собрания ко мне подошел археолог Воронов, я о нем слышал, более того, о его прадеде – революционере я писал в одной из своих книг. Воронов подробно ввел меня в курс дела о том, что произошло в Абхазии. И опять-таки намекнул на странную позицию Москвы. Возвращался я домой в сильном раздумье. Действительно, было о чем задуматься.

Вскоре, в апреле того же года, я поехал на родину в Молдавию и столкнулся там с явным оживлением националистических страстей. До этого я провел там свой отпуск, а это было в июле – августе 1987 г., и все было нормально. В апреле 1988 г. ситуация явно изменилась. Я ознакомился с очередным, 4-м номером журнала молдавских писателей «Нистру» («Днестр»), который выходил на молдавском языке, и был потрясен его содержанием. Все статьи были написаны в откровенном румыно-молдавском националистическом ключе. Я поинтересовался, кто позволил издать такую антисоветчину, и мне сказали, что молдавское руководство было против, но разрешение дала Москва. Узнал я еще тогда о странной роли, которую играет в развертывании национальных движений КГБ. В Молдавии у меня были хорошие связи. Тем не менее я написал развернутую статью – записку в противовес установкам «Нистру» и несколько позднее подал ее в качестве докладной записки в Отдел науки ЦК КПСС, а через своего знакомого, бывшего председателя Совета Министров Молдавии П.А. Паскаря, который в то время был первым заместителем Госплана СССР по сельскому хозяйству и лично хорошо знал Горбачева, и самому Горбачеву. 

Вскоре П.А. Паскарь мне сказал, что Горбачев этим не занимается. Но записку мою в ЦК КПСС под сукно не положили. Меня вызывали в отдел национальных отношений ЦК КПСС, а также в Общий отдел ЦК, беседовали о положении в Молдавии и вообще о ситуации в области национальных отношений. Тогда я понял, что в самом ЦК шла борьба. Эта моя записка стала причиной того, что меня в январе 1989 г. послали в Кишинев в составе группы экспертов, состоявшей из филологов и историков во главе с академиком Г.Г. Литавриным. Эта группа изучила проекты молдавских языковых законов и доложила о своем мнении на заседании бюро ЦК Компартии Молдавии. Наше мнение было однозначным: такие законы с точки зрения науки неосновательны, а в политическом плане они лишь приведут к еще большему обострению национальных отношений в республике. Нельзя было вводить только один государственный язык – молдавский – в стране, где 40% были русскоязычные, а, например, во втором городе республики – Тирасполе – молдаван было всего 17%. Мы также выступили против замены алфавита, убедительно показав, что никаких преимуществ латиница перед кириллицей не имеет, более того, с точки зрения фонетики кириллица этот язык обслуживает лучше. Не случайно молдавский письменный язык зародился еще в средние века на основе кириллицы.

Члены бюро ЦК с нами согласились. Принятие закона о языках приостановили. Потом националисты нас обвиняли в том, что мы задержали принятие этих законов на семь месяцев. Приняли их потому, что Молдавию посетил А.Н. Яковлев и еще раз поддержал националистов. Горбачев об этом не мог не знать. По возвращении в Москву нас приняли в ЦК КПСС и именно там мне предложили написать статью в «Правду». Я, действительно, подготовил и передал в эту газету такую статью, но проходил месяц за месяцем, а статья не публиковалась. Тогда я ее переработал и послал в главную республиканскую газету – «Советскую Молдавию». Ее также подписал мой земляк, работавший в Институте военной истории, – А.В. Антосяк. Статья вышла в июне 1989 г. и имела резонанс по всей республике. А поскольку на нее набросились националисты, я дал им ответ в форме большой статьи в той же газете и в июле месяце.

По приезде из Кишинева меня попросили выступить в Институте экономики социалистических стран Европы. Это был февраль 1989 г., и там я с удивлением узнал, что попал на заседание клуба ДС [Демократический союз], и впервые услышал об их планах по выходу России из СССР. Я пожал плечами и резонно заметил, что это дорога к разрушению СССР, но их это никак не беспокоило. У них были совсем другие планы. Обращаю внимание – февраль 1989 г.

Национальные отношения в стране все обострялись. И хотя в октябре 1988 г. я был избран заведующим отделом истории капитализма нашего института, мне все равно приходилось ими заниматься. Я участвовал в нескольких конференциях по национальным отношениям, где мы, специалисты по этим вопросам, обменивались мнениями и приходили к общему мнению о роли центра и самого Горбачева, а также Комитета государственной безопасности. Несколько позднее я узнал, что пятое управление КГБ получило распоряжение о том, чтобы созвать и возглавить Народные фронты в республиках. Мы также не могли не обратить внимания на то, что Горбачев активно занимался свержением социалистических правительств в Восточной Европе. Уже позднее Т. Живков, Э. Хонеккер и ряд других руководителей соцстран Европы об этом подробно напишут. Недавно бывший первый секретарь Одесского обкома КПСС Г. Крючков рассказал, что перед поездкой в Одессу он имел в ноябре 1988 г. беседу с Горбачевым. Так еще тогда, осенью 1988 г., Горбачев ему говорил, что ничего страшного, если отойдут прибалты и кавказцы, главное, чтобы были вместе русские, украинцы и белорусы. Такие разговоры вел генеральный секретарь ЦК КПСС. Осознавал ли он, что такая постановка вопроса противоречила Конституции СССР и его нахождению в Коммунистической партии Советского Союза? Думаю, что прекрасно понимал, но не только говорил, но и действовал.  За его спиной явно стояла теневая экономика и коррумпированная бюрократия.

И тем не менее Горбачев пошел на проведение общесоюзного референдума. Советскому народу уже шесть лет как промывали мозги. Вбрасывались в умы многочисленные антисоветские штампы, заведомо искажались исторические факты и особенно смаковались различные трудности советского прошлого. 70 лет Советской власти старались представить как путь сплошных ошибок и преступлений. Шла прямая атака на компартию, на советскую политическую систему и, конечно, на советскую экономику, которую старались представить как нереформируемую. Порой дело представлялось так, что накануне 1985 г. был не 1984-й, а 1937-й. В таких чрезвычайно сложных условиях было объявлено о подготовке этого референдума. В декабре 1990 г. я, бывший секретарь парткома Института истории СССР и бывший заведующий общественно-политической секцией общества «Знание» Черемушкинского района Москвы, был избран членом райкома этого района. Поэтому мне пришлось вплотную заниматься не только пропагандистской, но и агитационной работой, связанной с проведением референдума. В то время была большая мода на историков. Я выступал в ряде крупных коллективов и всегда встречал заинтересованных слушателей, которые меня забрасывали множеством разных вопросов. Но когда я стал выступать на предприятиях и в научных институтах по проблемам референдума, я сразу заметил определенное безразличие к этой тематике. Как сейчас помню выступление на одном из номерных заводов. После моего выступления встал один инженер, почему-то взял себя за воротник рубашки и заявил, что у него всего лишь одна рубашка. Вот на таком уровне. Мне пришлось ему ответить: «А если не будет Советского Союза, у Вас появится больше рубашек?»

За всю свою лекторскую деятельность я никогда не встречал у своих слушателей таких пустых глаз, как за время моих выступлений по вопросам референдума. В Москве многих людей этот вопрос совершенно не волновал. И это столица страны! В чем дело, размышлял я? Ответ был довольно простым. В Москве считали, что Россия кормит все окраины и страны соцлагеря и, отказавшись от этой кормежки, мы заживем вольготно. Должен сказать, что такие разговоры велись и в республиках. Мой товарищ С. Васильев был женат на эстонке и, приезжая из Эстонии, говорил, что эстонцы рассуждали по принципу: «Разве можно накормить всю Россию». 

Во всех республиках сознательно распространяли слухи о том, что именно они являются главными кормильцами страны и как будет хорошо, если они эту страну покинут. В действительности же, как я уже отмечал, средние зарплаты по республикам колебались на уровне 200 рублей, где-то больше, где-то меньше. Работая в Кишиневе в местном институте истории, я как старший научный сотрудник получал 250 руб., а переехав в Москву, я стал получать 300 руб. Так что полной уравниловки тоже не было. Но и по поводу уравниловки в СССР тоже распространялись различные слухи. Главное заключалось в сознательном искажении фактов и в стравливании людей между собой. Эта тенденция по формированию атмосферы недовольства особенно усилилась с приходом к руководству в стране Горбачева.

В действительности, самая высокая производительность труда в промышленности была в Белоруссии, а в сельском хозяйстве – в Молдавии. В Молдавии была самая значительная урожайность зерновых с гектара, и, наряду с Прибалтикой, самые высокие удои молока от одной коровы. Молдавия занимала первое место в СССР по производству виноматериалов, а в такой «пьющей» стране, как наша, это приносило большие доходы. Как известно, по доходам в нашей стране на первом месте была реализация алкоголя, на втором месте, как это ни удивительно, находился прокат кинофильмов. Но и молдаване не должны были обольщаться. Действительно, Молдавия имела в России 20 винных заводов. Россия была самым емким рынком для молдавских виноматериалов. Молдаване считали, что слишком большой процент от их реализации идет в госбюджет, и желали, чтобы больше оставалось в их республике. Но, потеряв российский рынок, Молдавия не имела перспектив найти такой же рынок за рубежом, где господствовали французские, итальянские, испанские вина. Но молдавские националисты на это не обращали никакого внимания. У них была совсем другая задача – власть любой ценой. 

Да, российские энергоносители играли большую роль. Но в российской нефти и газе не нуждались Азербайджан, Туркмения, Узбекистан, Казахстан. Однако московские мальчики, которые сами никого не кормили, а, наоборот, хорошо кормились за счет своих родителей, на всех углах кричали, что хватит кормить республики. Но, как известно, следуя такой логике, ямало – ненцы и ханты – мансийцы, на землях которых располагаются значительные запасы нефти и газа, могли заявить, что хватит кормить многомиллионную Москву. В Москве, как известно, нет ни одной нефтяной или газовой вышки.

С приходом к власти Горбачева количество слухов, которые под предлогом гласности выплеснулись и на страницы прессы, многократно увеличилось. Как-то я встретил своего знакомого из Института философии. Разговорились, и он мне сказал, что если бы мы не выиграли войны, то пили бы баварское пиво. Я, дитя войны, решил, что он шутит. Переспросил его, но он на полном серьезе повторил свое утверждение. Мне тогда пришлось ему сказать, что пили бы, но при входе в крематорий. Но таких провокационных штампов тогда распространялось великое множество. Пели песню о том, что нам никто не угрожает, а значит, не нужно нам иметь свою армию и флот. Называли СССР империей зла с подачи американского президента Рейгана. Распространяли мифы о двух тоталитаризмах – фашистском и советском. Хотя даже испанский каудильо Франко говорил, что они стремятся противопоставить их фашизм советскому социализму. И вообще была принципиальная разница между советской идеологией и идеологией гитлеровской Германии. У нас – пролетарский интернационализм и советский патриотизм, а у них – расизм и нацизм. Мы не ставили задачи уничтожения целых наций. Когда наши войска вошли на территорию Германии, то в переводе на немецкий язык на высоких домах Германии написали лозунг «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается. Сталин». И даже если говорить о пресловутом ГУЛАГЕ, то ГУЛАГ был прежде всего строительной организацией, тогда как фашисты устроили концлагеря, где в газовых камерах методически уничтожали миллионы людей. Они собирались переселить 80% поляков и половину населения Европейской части СССР.

Я когда-то писал историю села моего отца и, приезжая в это село, записал 50 воспоминаний стариков. Один старик мне рассказал, что после ранения в 1941 г. был охранником в лагере, где содержались немецкие военнопленные. Так, оказывается, немцам выдавали ежедневно 800 граммов хлеба, а нашим солдатам – только 600. Но об этом никто не знал. В конце 80-х – начале 90-х гг. страна была наполнена множеством антисоветских слухов. И, выступая в разного рода коллективах, я с этими слухами постоянно сталкивался. Встречаться непосредственно с людьми тогда было очень трудно, и я попытался выступить с несколькими публикациями. Но к началу 90-х почти все ведущие издания, кроме «Правды», «Советской России» и «Красной звезды», оказались в руках антисоветчиков. Мне удалось пробиться на страницы только нашей районной газеты «Черемушки», далеко не самой многотиражной газеты страны, а также с группой моих земляков мы опубликовали статью, нацеленную на молдавского читателя, которая была напечатана в газете «Ветеран» и перепечатана лишь в одной из приднестровских газет.  

Выступать в московских коллективах тогда действительно было очень трудно. Я рассказывал о национальных отношениях в царской России, говорил о принципах построения СССР, объяснял, почему был принят вариант советской федерации, а мне задавали вопросы, как говорится, из другой оперы. Многие вопросы были откровенно провокационными. Говорили, что союзные республики – это кандалы на руках и ногах России, и их нужно сбросить. Эту фальшивку им подбросили из-за кордона. Вот в таких сложных условиях пришлось проводить референдум в Москве. Некоторым все было «до лампочки», они прямо называли себя «пофигистами», а имелись и такие, кто был настроен прямо враждебно. Поэтому нечего удивляться тому, что на референдуме Москва дала только 50% за СССР. Меньше из крупных городов было только в Свердловске, как говорится, вотчине Ельцина. Там за СССР проголосовало всего 35% участников. Но в целом по России результаты оказались благоприятными. В референдуме участвовали 75,4% жителей республики, из них «за» Союз 71,3%, а против – 26,4%. Интересно сложилась картина в автономных республиках РСФСР. Тува дала «за» – 91,4%, Северная Осетия – 90,2%. Меньше всех было в Чечено–Ингушетии – 75,9%.  И все равно, Москва дала 50%, а чеченцы с ингушами – почти 76%. Есть над чем поразмышлять.

Из союзных республик, принявших участие в голосовании, меньше всех дала Украина – «за» 70,2%, против – 28%. Все-таки «за» – больше двух третей. В Белоруссии «за» – 82,7%.  Во всех среднеазиатских республиках и Казахстане «за» было более 90%, а в Азербайджане – 93,3%. 

Как известно, шесть республик формально не приняли участия в референдуме. Я хорошо знаю, как обстояло дело в Молдавии. На голосовании в Верховном совете сложилась патовая ситуация. Один к одному, но подошел опоздавший депутат Дьяков и выступил против. Так одним голосом было принято решение. Оно противоречило решению IV съезда народных депутатов СССР и решению Верховного Совета СССР. После этого сотни тысяч человек заявили: вы не слушаете решения центральной власти, мы не слушаем вас. В Приднестровье, Гагаузии, на участках военных частей и отдельных предприятий в Молдавии проголосовали, по официальным данным, 700 тысяч человек, из которых 98,3% были «за» и только 1,3% «против». А по данным организаторов этого референдума, в Молдавии проголосовало 949,5 тыс. человек, то есть почти около миллиона. Это 33% имеющих право голоса, или 55% от числа граждан, обычно участвующих в выборах. Поэтому специалисты, исследовавшие ход и результаты референдума в Молдавии, сделали следующие выводы: «Никакого «бойкотирования» референдума СССР не было. В Молдавии референдум состоялся, и народ высказался за сохранение Союза и своей республики в его составе. 30 марта эти данные были представлены в ЦИК». 

В правобережном городе Приднестровья – Бендерах – участвовали 77% избирателей, из которых 98,9% проголосовали «за». В Кишиневе люди часто голосовали вопреки препятствиям со стороны банд хулиганов, всячески мешавшим избирателям.

В остальных пяти республиках, где формально референдума не проводилось, тоже тысячи людей приняли участие в голосовании. В Латвии – около 437 тыс. человек, в Литве – 501 тыс., в Эстонии – 222 тыс., в Грузии без Абхазии – 44 тыс. человек, а в Абхазии – около 167. Везде в этих республиках участвовавшие в референдуме более чем на 90 процентов голосовали «за». Меньше всего участников референдума было в Армении – всего 5549 человек, из которых «за» проголосовало 71,6%. 

В целом по всему Советскому Союзу имели право участвовать в референдуме около 186 млн человек, из них приняли участие в голосовании 80%. За сохранение СССР проголосовало 76,4%. Но воля советского народа была попрана. И сегодня мы имеем то, что имеем. Дело не только в том, что бывшие советские республики не с нами, а и в том, что их всячески противопоставляют нам. Но это уже тема для особого разговора.

 _

Публикуется по: www.ispirr.org/воспоминания-о-референдуме-17-марта